Тихая гавань - Страница 34

Ванесса наконец взвинтила себя до состояния ярости и принялась рвать и метать.

— Если бы я терпеливо дожидалась тебя дома, вместо того чтобы приехать сюда и своими глазами увидеть то, что тебя задержало, я бы никогда не узнала, что ты ведешь двойную игру, не так ли?

Прочтя признание на его лице, она продолжила развивать тему:

— Ты бы изобрел какую-нибудь ложь вроде жизненно важного телефонного звонка, который раздался как раз в тот момент, когда ты выходил из дому, или пробок на дороге, — и я бы осталась в неведении, да? Интересно, как часто ты обманывал меня в прошлом? Ты постоянно твердил, что очень занят на работе, но, полагаю, тебя занимали дела более личные.

— Я сожалею, Ванесса, — жестко проговорил Лоренс и заметил, что Мэй смотрит на него удивленно и встревоженно.

Она прошептала — так, словно Ванесса не могла отчетливо слышать каждое ее слово:

— Лоренс, объясните же… скажите, что она все поняла неправильно.

Он покачал головой с застывшим, надменно-обиженным лицом. Почему Мэй стремится вновь толкнуть его в объятия Ванессы? Он не собирался вымаливать прощение за то, в чем совершенно не раскаивался. Все происходившее между ним и Ванессой было ошибкой, и он был рад, что этому пришел конец.

Но тут Мэй, обращаясь к Ванессе, произнесла:

— Правда, вы ошибаетесь. Все не так. Лоренс, расскажите ей, пусть она увидит…

— Спасибо, у меня есть глаза, — едко проинформировала Ванесса. — Я вижу, не волнуйтесь. — Она вновь окинула их взглядом, и ее лицо выразило отвращение при виде беспорядка в одежде Мэй и голых ног Лоренса. — Очень хорошо вижу. Я не нуждаюсь в том, чтобы Лоренс рисовал мне диаграммы.

Мэй огорченно проговорила:

— Нет, вы не понимаете — это не то, что вы думаете!

Ванесса издала звук, напоминавший отчасти кошачье фырканье, отчасти змеиное шипение.

— Не могли бы вы не вмешиваться? Я разговариваю не с вами. Впрочем, можете его забирать. Если сумеете удержать! Но послушайтесь моего совета: не оставляйте вашу работу. Это лживый и лицемерный болтун, и не стоит думать, что он будет относиться к вам лучше, чем ко мне!

Повернувшись на пятках, она с высоко поднятой головой прошествовала к своему «мустангу», каждым ударом каблука словно припечатывая Лоренса к дорожке, села за руль, захлопнула дверцу и через мгновение скрылась за углом.

Она великолепный водитель, отстраненно подумал Лоренс. Правда, немного безрассудна. Но только тогда, когда раздражена. Беда в том, что она слишком часто впадает в раздражение. Рано или поздно попадет в аварию, если не будет осторожнее.

Мэй растерянно и вопросительно смотрела на него.

— Не позволяйте ей так уйти. Догоните ее!

— Как, прямо в халате? — Он пожал плечами. А затем по-детски задиристо добавил: — Кроме того, я не бегаю за женщинами!

— Она вас не интересует? — Мэй изучала его лицо. — Нет, очевидно, нет. На самом деле вас не интересует никто и ничто, за исключением вашего бизнеса, не так ли?

— Что ж, спасибо, — с горечью проговорил Лоренс.

Значит, она считает его холодным и эгоистичным. Да, возможно, когда-то он и был таким. До того как встретил ее. Она изменила всю его жизнь. Но он не мог ей этого сказать, не выдав своих чувств, не открыв душу, — чего делать не собирался. У него осталось еще немного гордости.

Мэй тихо произнесла:

— Я начинаю понимать, какой ущерб причинила вам мать, оставив вас. — Она перевела взгляд на дом, а затем опять посмотрела Лоренсу в глаза. — У вас красивый дом, но это всего лишь оболочка, а не человеческое жилье. И вы тоже оболочка, а не человеческое существо.

Его лицо стало еще бледнее, он вздрогнул, услышав такую характеристику. Но нет — он и виду не подаст, как жестоко она обидела его! Старые императивы, которые он усвоил еще в детском возрасте, вернулись: скрывай свои чувства, не позволяй никому догадаться, что ты несчастен или напуган.

С белым как мел лицом, на котором застыла надменность, он произнес:

— Прощайте, Мэй. — Если таким она себе его представляет, им больше не о чем говорить, — как не имело смысла говорить что-то Ванессе. Иногда слова не нужны, просто излишни.

Этот вечер он провел дома. Пока Марта готовила ему легкий ужин, Лоренс слушал по радио трансляцию выступления Орегонского симфонического оркестра и читал деловой еженедельник, хотя его мысли были далеки от того, что он видел перед глазами. Он снова и снова перечитывал одни и те же слова, не понимая их смысла.

— Надеюсь, вам это понравится, — сказал ему Скотт, внося в столовую первую перемену. — Марта не пополняла запасы, решив, что вы будете обедать в городе. Она собирается за покупками только завтра, поэтому соорудила что-то из того, что оказалось под рукой.

— Выглядит прекрасно, — равнодушно проговорил Лоренс, взглянув на поставленную перед ним тарелку.

Марта порезала ломтиками свежие груши, положив затем на них тончайшие полоски розовой ветчины, овечий сыр и грецкие орехи и полив все это нежнейшим соусом. Цветовое сочетание было великолепным, состав продуктов — необычным. Он попробовал — кажется, в соусе присутствует винный уксус? Что бы это ни было, вкус казался новым и оригинальным. Жаль, что у него нет аппетита. Однако чтобы пощадить чувства Марты, потратившей столько усилий, он должен все съесть — даже если подавится при этом.

Когда Скотт вернулся со следующим блюдом и с удовлетворением посмотрел на опустошенную тарелку, Лоренс сказал:

— Это было великолепно! Передайте Марте, что она гений.

На лице у Скотта было написано облегчение. Он убрал использованную тарелку и поставил перед ним другую.