— Не надо… Нет, Лоренс… Я не позволю вам… — Ее голос прерывался и был едва слышен. Мэй уперлась руками ему в грудь и подтянула вверх колени, чтобы оттолкнуть его. — Прекратите!
Ему было очень тяжело вырваться из плена дикого возбуждения. Содрогающийся от страсти, Лоренс поднял голову, и его словно ослепил внезапный свет, когда он взглянул вниз, на нее.
— Простите, — хрипло пробормотал он. — Я зашел слишком далеко.
Он поднялся с дивана, запахнул халат и затянул пояс. Мэй тоже вскочила и, отбежав на безопасное расстояние, поспешно застегнула лифчик под его неотрывным взглядом.
— Я бы остановился в любой момент, если бы вы попросили, — попытался оправдаться он.
— Неужели? У меня такое чувство, что у вас и в мыслях этого не было.
Она улыбается? Даже хуже — смеется над ним?! Лоренс не мог отрицать, что потерял голову от желания, — он все еще ощущал жгучую потребность в ней. Очевидно, это не было взаимным. Он лишь обманывал себя, думая, что она желает близости не меньше, чем он. Его словно обдали ушатом холодной воды. Тогда почему же она позволила ему зайти так далеко?
— Я бы не сделал ничего, чего не хотели бы вы, — хмуро сказал он, уставившись в пол, чтобы Мэй не видела выражения его глаз. Он боялся, что они выдадут испытываемое им чувство обиды, и это еще больше усугубит унизительность его положения. — Простите меня, ладно? Я получил неверные импульсы.
— И какие же, по-вашему, импульсы вы получили?
Взгляд ее тоже был опущен, и за длинными ресницами он заметил какой-то блеск — были ли это слезы или просто отражение света в радужных оболочках глаз? Лоренс отдал бы все на свете, лишь узнать, что творится в этой головке, но он словно стоял перед запертой дверью, ключа от которой не имел.
— Не имеет значения, — покачал головой Лоренс.
— Для меня имеет! Так какие же импульсы вы получили?
— Забудьте об этом. Простите. Я явно ошибся. — Он оказался в дурацком положении перед единственной женщиной, в глазах которой выглядеть дураком ему совсем не хотелось.
— В чем?
Лоренс молча пожал плечами. Он не собирался признаваться в своих чувствах, не зная, что она испытывает по отношению к нему.
Тогда Мэй холодно спросила:
— Вы проделываете это со всеми девушками, которые попадаются вам на пути?
— Конечно нет! — Неужели она действительно считает его способным на такое?!
— Тогда почему попытались проделать это со мной? — Ее ресницы взметнулись, глаза стали особенно яркими, светясь то ли нетерпением, то ли каким-то другим чувством, которого распознать он не смог. — Вы решили, что я увлечена вами? Почему вы попытались заняться любовью со мной? Или вы увлечены мною, Лоренс?
Он был совершенно разбит и подавлен, ему хотелось одного — избавиться от нее и забыть о том, что недавно случилось в этой комнате. Он чувствовал себя глупцом. Вообразить, что она может желать его так же, как желает ее он?! С какой стати?
— Почему вы не отвечаете мне? — настаивала она. — Вы не кажетесь мне человеком, способным волочиться за каждой юбкой. Так почему же повели себя так со мной?
Его возмущал столь безжалостный допрос, который он объяснял простым женским любопытством. Как это типично для женщин — копаться в ваших чувствах, мыслях, словах! Он был не нужен ей, но она лезла к нему в душу, пытаясь вывернуть ее наизнанку. Нет, это ей не удастся!
— Прошу меня простить, но думаю, что мы сказали уже достаточно друг другу. Если позволите, я должен переодеться, — сказал он с холодным достоинством. — У меня назначено свидание, и если я не поспешу, то опоздаю.
— Свидание?
— Сожалею, но я должен идти.
Лоренс повернулся и медленно вышел из комнаты, превозмогая желание побежать. Ему нужно побыть в одиночестве, чтобы никто не видел, как он страдает. Мэй вышла следом.
— Я провожу вас, — сказал он, не глядя на нее.
Но стоило ему направиться к парадной двери, как раздался звонок. Мэй открыла дверь прежде, чем он смог ее остановить, и они оба замерли, уставившись на Ванессу, которая не менее потрясенно смотрела на них. Арктической синевы взгляд перебегал с растрепанных волос, помятого джемпера, раскрасневшегося лица и испуганных глаз Мэй на Лоренса, у которого под купальным халатом явно ничего не было.
Ванесса поджала губы, лицо ее выразило горькую иронию.
— Так вот почему ты опоздал! Я подозревала, что ты встречаешься с кем-то еще.
В наступившем молчании обе женщины уставились на Лоренса, а тот стоял, потупив взгляд, с застывшим лицом. Он терпеть не мог сцен, особенно прилюдных. Не выносил, когда на него кричат женщины, и ненавидел, когда из него делают посмешище.
Ни один из этих номеров не проходил с ним дважды. Если кто-то устраивал ему сцену, он пресекал ее в корне, а затем исчезал. Если женщина повышала на него голос, он бросал на нее ледяной взгляд, а затем исчезал. Если чувствовал, что из него делают посмешище, исчезал тоже. У него был простой и верный способ избавиться от того, что ему не по нраву, — уйти. Причем уйти быстро.
Сейчас Лоренс впервые не знал, как поступить и что сказать. Ванесса лишь констатировала очевидное — как он может ей лгать? Настало время прекратить их отношения. Ему давно уже следовало порвать с ней: они не подходили друг другу, и надо было честно сказать ей об этом. Она бы без труда нашла себе другого — множество мужчин дорого бы дали за возможность обладать ею. Причем большинство из них даже не волновало бы то, что Ванесса холодна и эгоистична.
Лоренса всегда удивляло, как много его знакомых, женатых на холодных, эгоистичных женщинах, прекрасно себя при этом чувствуют. Жены были для них по преимуществу украшением, деловыми партнерами, а не близкими друзьями. Или же мужья и сами были холодными и эгоистичными, и их вполне устраивало подобное родство натур.