— Она любит поэкспериментировать — вы же знаете. Это тоже что-то новенькое — ножка цыпленка с грибами, запеченная в фольге. А соус — сливки с базиликом. Вы же любите базилик.
Разве? — подумал Лоренс, тупо разглядывая сливочный соус с лиловыми вкраплениями. И вспомнил: о да, он его действительно любит.
— Вы с Мартой балуете меня, — сказал он, подумав, как часто в пору его детства они делали все возможное и невозможное, чтобы подать ему к столу любимые лакомства.
Лоренс отказался от десерта и попросил принести кофе в кабинет, решив перед сном пару часов поработать. Все равно он не заснет, поэтому какой смысл подниматься в спальню?
— Вам принести что-нибудь еще, сэр? — спросил Скотт, прежде чем оставить его наедине с кофе.
Подняв взгляд от документов на столе, которые приводил в порядок, Лоренс покачал головой.
— Нет, спасибо. Все было отлично.
Скотт медлил у дверей, и Лоренс, снова посмотрев на него, поймал заботливый и тревожный взгляд пожилого человека.
— Она очень славная девушка, сэр, — выпалил Скотт. — Добрая и отзывчивая, полная веселья, но серьезная внутри. Не то что та, другая. Мне и Марте она никогда не нравилась.
Застыв, Лоренс холодно произнес:
— Спокойной ночи, Скотт. — Он не собирался обсуждать с ним ни Ванессу, ни Мэй; у Скотта никто не спрашивал, что он о них думает.
Личная жизнь Лоренса не касается тех, кто на него работает. От них требуется только одно — чтобы они исполняли свои обязанности и не совали нос в чужие дела. Однако со слугами, знавшими его с детства, существовали определенные трудности — как и с миссис Райан — они полагали, что могут высказывать свое мнение, когда им заблагорассудится, и не выбирали при этом выражений. Им и в голову не приходило, что они фамильярничают!
Смутившись, Скотт бросил на него оскорбленный взгляд и удалился, не сказав ни слова. Лоренс почувствовал себя виноватым и в то же время раздраженным. Откуда это чувство вины? С логической точки зрения, он был прав: Скотту не следовало ничего ему говорить. Но после нескольких минут бессмысленного глядения в стену он поднял трубку внутреннего телефона и позвонил в квартиру прислуги.
Скотт почти сразу взял трубку. Его голос был ровным и вежливым:
— Да, сэр?
— Простите, Скотт, — сказал Лоренс. — Мне не следовало набрасываться на вас. Все дело в том, что я устал и раздражен.
— Все в порядке, сэр. — Голос Скотта потеплел. — Я понимаю.
Лоренс этого и боялся: что он слишком хорошо все понимает. И уж во всяком случае, не собирался позволять ему продолжить обсуждение, поэтому быстро попрощался и положил трубку.
Сосредоточься! — приказал он себе, глядя на разложенные бумаги. Погрузиться в работу — единственный способ забыть обо всем остальном; он понял это еще мальчиком. Но слова танцевали перед глазами, сливаясь в бессмысленный хоровод. В голове что-то кольнуло. Нет, это не обычная головная боль. Он положил палец на артерию в правом виске и закрыл глаза. Когда давление ослабило боль, он убрал руку, но боль опять вернулась. Пришлось отложить работу и отправиться в спальню.
Однако заснуть Лоренс не смог. Он долго ворочался с боку на бок, вставал, но ни читать, ни слушать музыку тоже не получалось. Единственное, о чем он был способен думать, — это о Мэй, о том, что чувствовал, держа ее в объятиях, прикасаясь к мягкому теплому рту своими губами, о том, как…
Как он сможет жить, потеряв ее?!
Не будь глупцом! — возразил он себе. Разве можно потерять то, что никогда тебе не принадлежало? Тяжело перевернувшись на другой бок, он застонал. Прекрати думать о ней, поспи немного, иначе наутро будешь едва живым!
Когда Лоренс наконец провалился в сон, тот тоже был заполнен горячими, неустанными мечтами о Мэй: он обнимал ее обнаженное тело, целовал ее, любил, получая такое удовлетворение, о котором наяву не стоило даже и мечтать.
Он проснулся от собственного крика и сразу же вскочил с кровати. В ванной Лоренс сорвал с себя влажную пижаму и бросил в корзину для грязного белья, затем принял долгий прохладный душ. Пробудившись после этого окончательно, он оделся, избегая смотреть на себя в зеркало ванной.
Лоренс прошел в кабинет и включил электрический чайник, который держал там, чтобы в любое время дня и ночи иметь возможность приготовить себе растворимый кофе. Потягивая черную горькую жидкость, он взялся за работу, которую не закончил накануне вечером.
Скотт появился в семь и разумно воздержался от комментирования того факта, что хозяин в такую рань на ногах, полностью одет и работает.
— Чудесное утро, не правда ли?
Лоренс этого не заметил, но, когда Скотт раздвинул шторы, неохотно посмотрел на голубое небо и яркое солнце. За окном царила весна, но в его сердце была зима.
— Завтрак, сэр? Чего бы вы хотели?
— Только свежего апельсинового соку. Я не голоден и хочу до ухода закончить работу.
— Вам нужно что-нибудь съесть… — начал Скотт, но, перехватив взгляд Лоренса, вздрогнул. — Хорошо, как вам угодно.
Когда он ушел, Лоренс позвонил в больницу. Но от ночной сестры ему удалось добиться только того, что его мать «в удовлетворительном состоянии».
— Когда я могу навестить ее?
— В любое время между десятью и двенадцатью или между половиной третьего и пятью.
Когда Скотт принес сок, а также свежесваренный кофе, Лоренс сообщил, что они отправляются в офис в восемь. И добавил, глядя в сторону:
— Я должен навестить мать, она в больнице.
Скотт чуть ли не поперхнулся.
— В больнице? Это серьезно? — Он казался искренне расстроенным.