Тихая гавань - Страница 21

— Спокойной ночи, Лоренс. Спасибо за приятный ужин.

— Спокойной ночи, Ванесса. Не перетруждай себя в отсутствие отца.

Взаимная вежливость была единственно возможным способом преодолеть пропасть, разверзшуюся между ними этим вечером. Или она существовала всегда? Думал ли он когда-нибудь о Ванессе всерьез?

Было время, когда думал, и у него все еще оставался шанс через неделю-другую восстановить их отношения. Поездка ее отца предоставляла обоим возможность оправдать период похолодания.

По пути домой Лоренс решил, что пошлет ей завтра цветы. Что написать в записке? «Сожалею…»? Нет. Это было бы неправдой: он не жалел ни о чем, что сказал или сделал.

Так что же написать на карточке? Просто «От…»? Почему бы и нет? Это ни к чему не обязывает. Все пишут нечто подобное, ничего не значащее.

Вдоль его спины пробежал холодок. Неделю назад он был почти уверен, что женится на Ванессе. А сейчас… Что ж, если он хочет провести остаток жизни под лучами прожекторов, как заключенный в лагере, окруженном колючей проволокой, с охранниками и собаками, призванными поймать его, если он решится сбежать, — то может попробовать…

Лоренс понимал, что излишне мелодраматичен в своих сравнениях… И все же — готов ли он к этому? О какой свободе может идти речь, если Ванесса будет знать о каждом его шаге, повороте мысли, душевном движении?

Пришло время взяться за ум и перестать плыть по течению. Он должен принять решения по поводу будущего и хорошенько подумать о том, какой хотел бы видеть свою жизнь.

Прежде всего, он не намерен больше встречаться со своей матерью. Эта женщина не имеет права, возвратившись после стольких лет отсутствия, требовать от него тепла и сочувствия. Они стали абсолютно чужими друг другу. И напрасно Мэй Селлерс просила его забыть о том, сколько горя и обиды причинила ему мать. Это просто невозможно. Пусть Мэй и святая, но он-то нет!

Воскресенье выдалось холодным и дождливым. Дул порывистый ветер, заставлявший качаться и стонать деревья. Лоренс целый день провел дома, в основном в кабинете, сидя в кожаном кресле за большим письменным столом, изучая сложный финансовый график и счета компании, которая стала их новым клиентом.

Он съел свой обычный воскресный завтрак: грейпфрут, бекон, яйцо, тост и мармелад. Обычный воскресный ланч: копченого лосося, ростбиф с гарниром из овощей, а также легкий лимонный мусс и кофе. Скотт и Марта оставались в кухне. Дом был пуст и молчалив, тишину нарушали только старинные часы в холле. При обычных обстоятельствах он встретился бы с Ванессой или, по крайней мере, поговорил с ней по телефону. Сегодня же никто не приходил, никто не звонил. Лоренса не покидало ощущение, что он оказался на необитаемом острове.

Сколько дней, похожих на этот, провел он здесь? Рутина, тусклое существование, равнодушный холод — такой была его жизнь. Будет ли она такой же и впредь? Он беспокойно поднялся и, подойдя к окну, посмотрел на клонящийся под ветром промокший сад. Серые небеса, мокрые крыши, безлюдье — он снова почувствовал себя одиноким, тоскующим мальчиком.

В шесть часов он поднялся наверх, чтобы принять ванну, и лежал в теплой душистой воде дольше обычного. К тому времени, когда он оделся, пора уже было выпить традиционный предобеденный стаканчик шерри, но этим вечером он налил себе виски.

Вошел Скотт, чтобы сообщить ему, что обед подан, и проницательно взглянул на бокал, который держал в руке Лоренс, а затем на графин, заметно понизившийся уровень в котором свидетельствовал, что бокал уже не первый.

— Хотите напиться? Это не поможет.

— Занимайтесь своими делами.

Выходя из комнаты, Лоренс мельком взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем в коридоре. Высокий темноволосый нахмуренный мужчина с холодным взглядом и жестким ртом. Господи, я начинаю походить на своего отца, подумал он, и сердце его сжалось от боли. Меньше всего он хотел этого. Может быть, продать этот проклятый дом и жить за городом, выращивать розы? Недаром же Портленд называют городом роз и в июне проводят знаменитый фестиваль «Розовое шоу». Он не хотел окончить свои дни всем чужим, черствым человеком, который на самом деле никогда и не жил.

Так вот о чем она говорила. Его мать. Она была честна в своей оценке отца, а его это обидело. Но Лоренс не желал рано или поздно превратиться в Эдварда Хейза.

К понедельнику дождь превратился в легкую морось, ветер же и вовсе утих, но мрачное настроение так и не покинуло Лоренса. Он попросил миссис Райан отправить цветы Ванессе.

— Что написать на карточке? — спросила она.

— Просто — «От Лоренса».

Ответом ему был настороженный проницательный взгляд.

— Не смотрите на меня так! — вспылил он.

— Как?

— Хороший секретарь не должен комментировать поступков своего шефа.

— Разве я сказала хоть слово?

— Вы очень выразительно посмотрели — этот взгляд стоит целого трактата.

— Если ходить, потупившись в пол, можно налететь на мебель.

— Ох, ступайте наконец и отправьте эти цветы!

— Да, сэр. Конечно, сэр.

Она закрыла дверь с подчеркнутой осторожностью, и Лоренс заскрипел зубами.

Во время ланча с клиентами ему все время приходилось вспоминать, о чем же идет речь. У его мыслей появилась новая тревожная тенденция — уклоняться от всего, что связано с работой. Что же такое со мной случилось? — взволнованно подумал он позже днем, поймав себя на том, что рисует на чистом листе бумаге чье-то лицо. Большие глаза, широкий мягкий рот…

Лоренс сердито скомкал лист и отбросил ручку. Он не может, не должен думать о Мэй Селлерс и ее ореховых глазах! Какого же они все-таки цвета? Трудно сказать с уверенностью — желтоватые, зеленоватые, светло-карие… Как опалы, которые меняют цвет в зависимости от освещения. И они светятся, как опалы, когда она злится.